Интервью с американским философом-социологом Стивом Фуллером аффилированным с Институтом Этики и Новых Технологий, который был создан Ником Бостоном, основателем трансгуманизма.
Интервьюировал Хэнк Пелисер, управляющий директор Института Этики и Новых Технологий.
Опубликовано 5 сентября 2015 года. Интервью примечательно тем, что выявляет элитарную (в плохом смысле) сущность такого вроде бы маргинального течения как Трансгуманизм. Оригинал на английском на сайте Института: http://ieet.org/index.php/IEET/more/pellissier20150905
Хэнк Пелисер: Трансгуманисты часто недооценивают перенаселение в качестве серьезной проблемы. Возможно, многие просто принимают точку зрения Макса Мора, которая была выражена в эссе «Долгожительство без перенаселения» опубликованном в 2005 году. Я тоже повинен в этой мимикрии. В 2009 году я поддержал эту точку зрения в своей статье «Размножаться или не размножаться».
С тех пор я полностью пересмотрел свое мнение. Две недели назад, я выразил свою озабоченность в статье для Института этических технологий «Рост населения Африки: 5,6 биллионов к 2100 году – это катастрофа?». ООН прогнозирует рост населения до 11 биллионов к 2100 году. Я считаю это глобальным бедствием, над борьбой с которым трансгуманисты должны трудиться.
Многие трансгуманисты, однако, кажется, не обеспокоены. Мне кажется, я знаю почему. Нашим первым приоритетом является радикальное увеличение продолжительности жизни. И мы не хотим тормозить прогресс в этом направлении за счет страхов в отношении перенаселения. Поэтому многие из нас не уделяют проблеме перенаселения должного внимания.
Чтобы изучить этот казус, я опросил одного из учёных, который недавно присоединился к работе Института этических технологий. Он является профессором социологии Университета Ворвика, Великобритания, и соавтором работы «Проактивный императив: основание трансгуманизма» (2013 год).
Хэнк Пелисер: Многие трансгуманисты отрицают перенаселение как серьезную проблему. Что помещает их в ироничное и опасное положение научного отрицания, сходное с тем, в котором находятся отрицающие глобальное потепление. Можете ли вы объяснить, почему многие трансгуманисты отрицают перенаселение как глобальную угрозу? Может они так пытаются избежать критики радикального продления жизни?
Стив Фуллер: Здесь трансгуманисты обозначают себя как наследники великого философа прогресса эпохи Просвещения, Маркуса Кондорсета, с кем активно спорил Мальтус в работе «О населении». Кондорсет был дворянином, который поддержал Великую французскую революцию, которая его в итоге и погубила. Ясно, что он заплатил дорогую цену за свой оптимизм. Тем не менее, Кондорсет, использовал старую христианскую идею, которую позже Маркс извратил на свой лад – а именно что, единственная вещь, которая мешает прогрессу человечества это сдерживание одними людьми благосостояния других людей. Таким образом, чем больше людей будут работать в направлении взаимной выгоды, тем больше вероятности, что будет найдено решение: «две головы лучше одной», «мировой разум», даже «мудрость толпы» всё это прослеживается у Кондорсета.
Однако, несмотря на влияние Мальтуса на Дарвина, позитивная сила неудержимого человеческого потенциала значительно тормозила политическое воображение в XX веке. Примером может служить изобретение Фрицем Хабером синтетических аммиачных удобрений в первой декаде XX века. Это немедленно сделало Германию независимой в области сельского хозяйства. Это было расценено, как «хлеб с небес» (секуляризованный вариант манны небесной). В любом случае, в основном на этом базировалось прибавление нескольких биллионов людей к земной популяции. Различные «зеленые революции» в Мексике, Индии и т.п., подкрепили эту линию мысли.
С уверенностью можно утверждать, что все эти биллионы породили страхи взрывного роста населения, о котором генетик Пол Эхрлих писал так явно в поздние 1960-е годы. Но эти страхи вышли на политический уровень только тогда, когда речь зашла о невосполнимых запасах энергоносителей, которые оказались в руках политически каверзных народов, особенно на Ближнем Востоке. Чувство кризиса усиливалось с различными попытками в рамках Холодной войны сдерживать разработки атомной энергии. В любом случае, стоит обратить внимание как различные теории нашего климатологического будущего были рассмотрены и отброшены в этот период, когда теоретические модели улучшались, а данные для исследований увеличивались. Говоря по правде, все прогнозы были ужасающими. Но перспективы нового ледникового периода сменились прогнозами глобального потепления. И всё это произошло в течение одного поколения.
Как ко всему этому относится нормальному трансгуманисту? Скептицизм в отношении изменения климата, каким бы соблазнительным он ни был, не является решением. Трансгуманист всегда должен быть проактивным, что значит «никогда не упускать возможность извлечь выгоду из хорошего кризиса» (Мэр Чикаго, Рахм Эмануэль). Английское издание Hartwell Paper и американское «Манифест экомодерниста» (Ecomodernist Manifesto) обеспечивают наилучшее руководство к действию, которое предполагает превращение потенциальной катастрофы в хорошую возможность для развития инноваций. Это предполагает аккуратное поэтапное управление совместно с государством, которое направляет соответствующие инвестиции и внедрения в политически приемлемых формах. Это значит, например, краткосрочную широкую замену бензина электричеством в качестве источника энергии для автомобилей. Нужно понимать, что это та цена, которую правительства должны заплатить. Эффективно убить рынок старой индустрии (включая рабочие места, связанные с ним) для того, чтобы создать новый рынок. Это называется креативным разрушением рынков, легализированным со стороны государства.
Интересно, что демографы — люди, которые должны быть экспертами по перенаселению, всегда больше интересовались распространением людей по регионам, чем абсолютной численностью населения планеты. (Кстати, этот момент также относится к движению за расовую гигиену в начале XX века.) Такое, сравнительно легкомысленное, отношение со стороны демографов связано со склонность жить более богатой и здоровой жизнью имея меньше детей. Несмотря на растущее неравенство богатых и бедных по всему миру, что без сомнения подогревает интерес к трансгумагизму со стороны богатых, без сомнения присутствует и увеличение уровня благосостояния и здоровья на бедном конце спектра. Возможно, это происходит не так быстро, как хотели бы социалисты, но достаточно быстро чтобы ускорить рост населения на планете.
Но трансгуманисты подливают ещё больше масла в огонь. Представим, что мы стоим на пороге открытия, как доступными средствами чинить теломеры генов так, чтобы иметь принципиальную возможность восстановления клеток, из которых состоит наше тело. Зачем тогда вообще иметь детей? С точки зрения философской антропологии, дети нужны для того, чтобы иметь возможность реализовать, то на что не хватает времени жизни, просто потому, что ресурсы ограничены, сначала для удовлетворения базовых потребностей, а затем для реализации различных устремлений. Но на более глубинном уровне, социологи давно заметили значение межпоколенческого перехода как носителя и постоянства и изменений в структуре социальной идентификации. То что изменяется поддается лучшему пониманию: можем ли мы точно определить источник революционных идей в мире возрастных людей с прекрасной памятью? Исторически, радикальные изменения приходят именно в новых поколениях не обремененных грузом прошлого, которое они еще не успели прожить. Постоянная часть тоже важна. Если мы гипотетически имеем все время в мире для изучения любой доступной нам возможности, наше ощущение себя как личности может с легкостью исчезнуть как и чувство уникальности и неповторимости жизни, которое часто придает ей смысл и направление.
Есть несколько линий поведения доступных для трансгуманистов, которые нужно рассматривать серьезно. Первая линия заключается в отмене всех криминальных санкций против самоубийств, и фактически обеспечить стимулы для того, чтобы люди принимали участие в “исходе” (завершении биологической жизни), который бы обеспечил перемещение всего, что значимо в жизни в электронное бытие, где они могли бы наслаждаться посмертным виртуальным опытом, возможно более эффективно, чем в случае продолжения их исходной биологической формы жизни. Если эту идею удастся пропихнуть, то убийство может лишиться морального осуждения, принимая во внимание некоторые перспективы воскрешения. Другая линия заключается в том, чтобы возродить старую политику евгеники — обеспечить стимулирование (финансовое и другое) бесплодных людей иметь потомство. Эта линия без сомнения станет предметом для политически каверзных условий, так как целевая группа обычно в каком-то смысле является элитой. Тем не менее, еще не поздно узнать, на что эти условия будут похожи. В конце концов, учитывая, что долгожители будут иметь потомство, родители будут вынуждены покинуть планету, скажем, на межзвездных ковчегах с самодостаточной экосистемой, которые проектирует англо-американская НКО “Межзвездный Икар” с целью распространения человеческой мудрости в космическом пространстве.
Хэнк Пелишер: Перенаселение в будущем не будет результатом высокого уровня плодовитости в мире. Население России, Германии и большей части Европы уменьшается, население Китая сократится во второй части столетия, Южная Америка стабилизируется на одном уровне. Основная проблема, согласно прогнозам Великобритании, состоит в том, что население Африки будет увеличено в разы в течение следующих 85 лет. К 2100 году африканцев будет больше, чем остального населения Земли. Но, возможно, трансгуманисты не видят проблемы перенаселения, так как “трансгуманистические народы” не будут затронуты. Я вижу как происходит массовый хаос и глобальная миграция, как в случае с сирийцами и мигрантами из других стран в Венгрии и т.п. Какое Ваше мнение?
Стив Фуллер: Как я предлагал в моих комментариях по поводу демографов, миграционные моменты и цифры размеров населения являются двумя разными явлениями. Большинство людей бегут со своей родины из-за политических и экономических неурядиц, которые только косвенно связаны с проблемами нехватки ресурсов, которые волнуют тех, кто озабочен перенаселением. Если Африка станет источником массовой миграции в Европу, то по причине войн и плохого политического управления, а не по причине перенаселения.
Фрэнк Пелишер: Трансгуманисты думают, что проблемы перенаселения можно будет решить с помощью технологий — мы мигрируем на Луну, Марс, на дно океана, в Сибирь, или мы будем жить в нагроможденных апартаментах, где овощи растут на стенах. Какое ваше мнение в отношении розовых очков, через которые смотрят трансгуманисты в будущее?
Стив Фуллер: Вообще я считаю, что все эти варианты, должны быть проверены в духе «необходимость — мать изобретения». Другими словами, если и не случится кризис перенаселения, само допущение самой возможности этого кризиса может быть полезно для (а) предотвращения кризиса (б) получения дополнительной пользы, которую по-другому получить нельзя или можно, но не так быстро. Я просто думаю, что страх перенаселения способствует движению в сторону эффективности — идея делать больше из меньшего — что в целом и характерно для развития технологий.
Фрэнк Пелишер: Какие советы вы можете дать в отношении будущего перенаселения. Я коротко писал об этом. Я предлагаю секуляризацию Африки как решение проблемы. Чтобы африканцы захотели использовать контроль рождаемости. Я также писал в пользу лицензирования родителей. Чтобы рожать детей имели право не все. Но меня назвали неонацистом. Но мне интересно, что вы можете предложить для сдерживания перенаселения.
Стив Фуллер: Мои предыдущие ответы предполагают, что если вынести трансгуманизм за скобки, то проблема перенаселения в долгосрочной перспективе рассосется сама, когда бедные станут богаче и сократят количество детей, а богатые перестанут иметь детей вовсе. Однако, не очевидно, что такое положение вещей станет удовлетворительным. Грубо говоря я больше беспокоюсь не за то, что неправильные люди будут плодиться, а за то, что не будут плодиться правильные люди. Вполне возможно, что зацикленность трансгуманистов на увеличении длительности жизни усугубит ситуацию. Я меньше беспокоюсь за возможности Земли вместить дополнительное число бессмертных людей, чем за особенные социальные последствия, которые последуют за тем, что часть людей сможет эффективно решать как долго им жить. Все наши социальные системы используют, так или иначе, нормальный жизненный цикл как стандарт для того, чтобы решать кто чем должен заниматься и как долго. Конечно, ощущение нормы изменяется с течением истории. Сохранятся ли какие-нибудь из этих стандартов, когда бессмертие станет реальным жизненным выбором? Я спрашиваю потому, что представляю, даже если это будет доступно, этот вариант привлечет сравнительно немного людей, помимо тех, кто имеет претензии на божественность и/или исключительный нарциссизм.
Фрэнк Пелишер: Вы готовите о трансгуманизме как об элитном клубе. Как трансгуманизм может себя реформировать, чтобы апеллировать ко всем классам общества.
Стив Фуллер: Говоря сравнительно нейтрально, трансгуманисты склонны быть самыми ранними восприемниками новых технологий. Эти люди обычно могут себе позволить инновации, когда они ещё сравнительно дорогие. Они обычно именуют высокий порог риска и возможность абсорбировать стоимость любого вреда, который может быть нанесен этими технологиями. Это по определению элитная группа. Элон Маск и Ричард Брансон — биллионеры, которые продолжают действовать несмотря на череду неудач — приходят на ум как парадигмальные трансгуманисты. Политики трансгуманисты должны использовать такой образ действий, чтобы расширить эту базовую группу и получить поистине демократическую поддержку. Это значит не просто обеспечение свободы рынков, а гарантию справедливого распределения выгоды от новых технологий.
Более того, риски понесенные от новых технологий должны быть явными, и новые формы социального страхования потребуются для компенсации ущерба от непредвиденных эффектов данных инноваций. Другими словами, в то время, когда я поддерживаю характерное для трансгуманизма отношение к риску, нам нужно социальное государство, которое социализирует эту рисковоть. Склонные к риску субсидируют ищущих риск. И во что бы конкретно рисковые инновации не вылились, в какой бы общий вред или общую пользу для тех, кто предпринимает инновации, всё общество выигрывает от получаемых в процессе знаний, даже если эти знания ограничиваются информацией о том, чего нужно избегать в будущем. В четвертой главе «Проактивного императива» Вероника Липинска и я изучаем другие политические и правовые мероприятия для институализации этой точки зрения.